Главная » Статьи » Прозаические произведения » Романы |
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПРОРОЧЕСТВО ВЕДУНЬИ
"Ах! ужасный,грозный сон! Не добро вещает он - Горькую судьбину; Тайный мрак грядущих дней, Что сулишь душе моей, Радость иль кручину?" В.Жуковский "Светлана"
1
На небольшой поляне весело потрескивал костер. Искры, мириадами золотых светлячков, взлетали к далекому небу, на мгновение высвечивая бронзовеющие стволы высоких корабельных сосен. Звездная ночь располагала к разговорам. У костра сидели четыре бородатых мужика.Один из них выделялся более богатой одеждой и крепким телосложением. Это был хозяин, Федор Иванович Годунов, захудалый боярин, род которого постепенно приходил в упадок. Поэтому на лице его явно проступала тень печали.Даже любимая забава — охота на медведя — не могла утолить эту печаль. Человек, сидевший у костра против хозяина, был самым старшим из его дворни. Густая, кудреватая борода его была усыпана серебристыми нитями. Это был старый управляющий имением Годуновых Мирон Афанасьев. Мирон по-своему любил хозяина, всю жизнь служил ему верой и правдой.Поэтому настроение боярина не могло не привлечь внимание Мирона. Он-то и затеял этот разговор. — Батюшка Федор Иванович, гляжу я, не в духе вы нонче, смурной чтой-то... Хотя охота зело весело идет. А природа-то какая! Лепота! — Прав ты, Степаныч. Лепо, лепо здесь. Да только думы мои далеко от сих мест.И кручина моя не от излишества охотского... — Так избавься,батюшка от забот напрасных и окромя охоты ни о чем не помышляй... — Рад бы, Степаныч, да не можно мне не думати...Сам посуди, предок наш Годун, от коего род ведется, славным дружинником у князя Игоря был. Имел большие земли и влияние при дворе. Народ волынянский любил его за дела ратные. Богатство было, слава была, а теперь что? 0сталось нас два брата, прямых наследника. Я да Дмитрий. И кто мы теперь? Все наше богатство по приданым разошлось...Были мы костромские бояре, стали вяземские помещики. Все мельчаем,да беднеем... Дети мои сироты, а у Дмитрия даже и наследника нет. Так-то, брат, скучно да нескладно... — Полно, батюшка, кручиниться, не един ваш род на Руси так живет. Многие свою знатность потерями, а то и богатство. — Да мне не за себя обидно, за род наш Годуновых печалюсь, — молвил боярин. — Кручина делу не подмога. Такая уж видно наша доля... — Будя, Мирон, погрустили, однако и почивать пора. Завтра самый тяжкий день охоты. Хочу я этого медведя завалить... Выставь дозорного, остальным — спать. Мирон выставил в дозорные Никиту — невысокого кряжистого малого. Он был псарем в доме Годуновых. Федор Иванович всегда брал Никиту на такие забавы, считая его неплохим охотником. Остальные завернулись в овчинные тулупы, поудобнее устроились у костра и вскоре заснули. Никита не впервой ходил на медведя, и зверя он не боялся, но как и многие мужики был суеверным, а потому непонятно-странные звуки в ночи его смущали. Но Никита не сдавался. Он пытался обуздать страх и взять себя в руки. Сегодня все было тихо.И целый час никитиного дежурства прошел спокойно. Но неожиданно в ночи заухало, застонало... Никита вздрогнул и перекрестился. — Свят, свят, свят! — забормотал он. Потом вдали, в глухой темноте засветились какие-то огоньки. Подозрения стали закрадываться в мысли псаря. Стенания были столь пронзительны, что развеяли тревожный сон Годунова. Пользуясь моментом, Никита высказал ему свои страхи. — Глянь-ка вона туда, боярин, — показал дозорный пищалью в сторону леса. Там все еще мелькали огоньки. — И ты испужался, Никитка? — со смешком подтрунил Федор Иванович над молодым псарем. — А как же! Говорят, это лешего огни... Леший заманивает... — Сколь раз я наказывал тебе, Никита, брось свои суеверия! Ложись-ка пока отдохни малость.. .Мне что-то не спится, я покараулю... Никита был несказанно рад такому ходу дела, стремясь поскорее провалиться в сон от своих страхов и наваждений. Он скорехонько исполнил приказ хозяина. 2
Федор Иванович остался бодрствовать один. Уханье вновь повторилось и боярин воочию увидел мельтешившие огни. Эти огни разгорались все ярче и ярче, и,казалось, манили человека неодолимой силой. Годунов был храбрых кровей. Проверив заряд у пищали и взяв в левую руку чекан, он решил идти на огонь, чтобы проверить, кто осмелился их побеспокоить, и в случае опасности дать сигнал выстрелом. Снег хрустел под ногами, сосны заметно редели. С каждым шагом огонь разгорался все ярче. Вскоре ему удалось рассмотреть небольшое окно деревянной рубленой избы. Боярин подошел и постучал чеканом в дверь. Дверь тотчас отворилась, и, направив ствол пищали в темноту, он смело вошел вовнутрь. Посередине избы ярко горела лучина, освещавшая утварь дома. На деревянной скамье за столом сидела старуха и сучила пряжу. — А, милок, пришел! Ну, заходи, гостем будешь! — довольно приятным для старухи голосом заговорила она. Годунов был неожиданно удивлен, что эта тщедушная старуха обладает таким молодым голосом. — Отведай медку или квасу, а то от стеснения не будет спасу! Сядем рядком, да поговорим ладком, — распевно зачастила хозяйка избы. — Спасибо за угощение, хозяюшка, только ты меня не знаешь,а за стол приглашаешь, — сказал Федор Иванович, а про себя подумал: " Странно все это, диковинно". — А мне знать и не надобно, я ведунья, все нам, волхвам, ведать должно. Зови меня бабка Аксинья, а свое имечко не называй, я и сама скажу... Взяла старушка блюдце, налила туда водицы, поставила на блюдце решето, положила в решето яблочко, склонилась над ним, что-то шепнула, оно и завертелось. — А зовут-то тебя, милой, — начала бабка Аксинья, — Федор, по прозванию Годун, потому как судьбу свою пытаешь, а все не угадаешь... А судьба-то твоя — ох, какая сложная!.. Есть у тебя брат — Димитрием кличут, большим человеком будет... Есть дочка, впереди ее ночка, блаженного полюбит и тем себя погубит... И сын есть, Бориска, трон от него неблизко, да только царский огонь в его очах светится...Жаль,что всего этого не увидишь ты, а тебя, Федя... медведь ждет, не честь,ни слава, а любимая забава... — тут старушка замолчала, а потом добавила: — Да ты выпей медку-то, сынок, может, я, чай, и не то сказала. — Мудрено ты говоришь, бабка, — выслушав сказал Федор Иванович, — Это наш-то захудалый род, да в цари? Ни в жисть этому не бывать... А медку выпить не откажусь, в избе людно, а на улице студно, медок, он тепло приносит, кровушку согревает! — Вот и пей, будь здрав, болярин! — сказала бабка Аксинья и улыбнулась загадочно. Осушив хмельную чашу до дна, Годунов разомлел и потянуло его в сон неодолимый. Глаза сами собой закрылись.
3
... Проснулся Годунов, зевнул, перекрестил рот варежкой, глядь, — лежит он в тулупе у потухшего костра. Сон ли то,явь ли то было, — чудно как-то показалось Федору Ивановичу, да только мужикам своим он ничего рассказывать не стал. Разбудил их и приказал готовиться к гону зверя. Гон — самая сладостная забава, которую любил Годунов. Вот где можно силушку и дух свой русский проверить. " Эх,расходись рука, раззудись плечо, разыграйся кровушка неуемная. Покажем удаль молодецкую!" — любил говаривать Федор Иванович. Занималось утро.Солнце колючим шариком выкатывалось из-за сосен, накладывая алые румяна на снежный наст. Окладчики ушли вперед, чтобы по первоснежью вытропить место, где залег медведь, а боярин неторопливо готовил оружие для встречи с лесным хозяином. И хотя у него был припасен крупнокалиберный штуцер, недавно завезенный в Россию немецкими мастерами, на сей раз бывалый охотник решил биться рогатиной, которую почитал за самое честное оружие. Прибежал Никита. — Хозяин! Хозяин! — закричал он, — Топтыгина подняли! Готовсь! Ох,и зверище, едрена вошь! — Огромный, баешь? — воодушевился Годунов, — Отлично,Никитка, весело будет! — Может нонче не с рогатиной пойдешь, Федор Иванович? — Да нешто думаешь я спужаюсь? Пошли! Боярин приготовил рогатину к бою и шагнул следом за Никитой. В это время показался окровавленный Мирон. Окладчики не учли того, что недавняя пурга заставила медведя переменить место лежки, и потому управляющий встретил зверя там, где меньше всего ожидал. — Батюшка, Федор Иванович, уходить надо! — вскричал он испуганно. — Ты что, Степаныч, когда это мы перед зверем трусили? — Послушай меня, батюшка боярин, на сей раз он Семена и Стеньку задрал! — Моих лучших людей загубил?! — рассвирипел Годунов, темнея лицом, — Ну... Пресвятая Богородица спаси и сохрани! — и, сотворив крестное знамение, добавил — Он за это поплатится! Разговор не закончился, ибо в это время ломая ветви деревьев и круша все на своем пути, появился разбуженный и разъяренный зверь. Следовало встречать гостя. Вдали показались мужики. Они гнали собак арапниками, но куда там, ежели свора сбилась со следа: гони не гони — не будет толку. Напрасно окладчики махали арапниками — расстояние между медведем и охотником стремительно сокращалось. Мирон и Никита оказались за спиной боярина. Федор Иванович взял рогатину наперевес. Никита не преувеличивал: медведь действительно был необычных размеров и яростно ревел, потрясая окровавленными лапами и мордой. Вид его был страшен, но только не для Годунова. Взгляды человека и медведя встретились и никто не хотел уступать. В глазах зверя была ярость потревоженного покоя, а в глазах человека — ярость за убитых охотников. Оценив ситуацию, Федор Иванович внутренне почувствовал, что проиграет этот бой, но отступать не хотел. Это была его судьба, а от судьбы, как известно, — не схоронишься. Битва началась. Годунов был сильным человеком и рогатина в его руках превратилась в грозное оружие. Но и медведь был недюжинных размеров. Рогатина мелькала то там, то здесь, заставляя зверя сторониться. Охотник то наступал, то отступал, как бы пританцовывая. Наконец рогатина уперлась медведю в горло и стала давить его к земле. Косолапый, почуяв недоброе, собрал последние силы и рванулся вперед. Сосредоточив внимание на движении рогатины, Годунов пропустил удар,который оказался роковым. Тяжелая когтистая лапа, скользнув по лицу, опустилась на его шею и нанесла глубокую рану. Сзади раздался выстрел. Это Никита помог хозяину прикончить медведя. Подоспевшие собаки пиявками вцепились в содрогающиеся бока медведя. Но было уже поздно. Боярин упал вместе со своей добычей. Он истекал кровью. Над ним склонился управляющий. — Послушай, Мирон, — прохрипел Годунов, — Ты всегда любил нашу семью... Позаботься о моих детях, Иринке да Бориске... — и, слабо улыбнувшись, добавил: — Права оказалась бабка Аксинья, ох, как права... А коли так: быть Бориске царем... Федор Иванович потерял сознание. — Какая бабка, батюшка? — тормошил его верный слуга, — Какая Аксинья, окстись, чего ты,батюшка?.. Но боярин его уже не слышал. Голова его бессильно свесилась на плечо Мирона, а кровь из рваной раны багрово окрасила серебрящийся снег.
| |
Просмотров: 3072 | |
Всего комментариев: 0 | |